Я просто света не взвидел: сперва Громовержец, а теперь еще и это! Я был до глубины души расстроен из-за коня; ну и, надо думать, рефлексы одержали верх… Словом, мы сцепились, Хантер и я, и он так знатно заехал мне в челюсть, что из меня и дух вон. Придя в себя, я обнаружил, что лежу на полу, надо мной склоняются Миттон и прочие слуги, а мистер Хантер вместе с табличками исчез бесследно. Мы с Недом бросились в погоню и поскакали по тракту прямиком в деревню, но к тому времени было уже поздно. Хозяин «Коня в яблоках» сообщил, что видел, как личный экипаж мистера Хантера уезжал по главной улице в направлении солтхедской дороги.

– А вы наводили справки в городе? – осведомился профессор. – Не знает ли кто-нибудь этого вашего мистера Хантера? И как насчет его поверенного?

– Один из моих друзей связался в городе с Винчем, но тот клялся и божился, что касательно деятельности своего клиента пребывает в полном неведении. Мировой судья, в виде особого одолжения моему другу, послал одного из своих представителей в особняк мистера Хантера, но грубиян-слуга не пустил его на порог, уверяя, что хозяин уехал по важным делам на неопределенный срок. Боюсь, что больше ничего не предпримешь. Преступление совершено здесь, в Бродшире, и, конечно же, оно вне юрисдикции солтхедских властей. Судьи обычно не склонны сотрудничать там, где речь идет о делах вне их собственной сферы влияния. Так что – как есть, так есть.

– Но вам известно, где проживает Хантер, – указал доктор Дэмп. – По всей вероятности, таблички находятся там же, что бы уж там ни говорил обманщик-слуга.

– Да, доктор, я понимаю, к чему вы клоните. Но позвольте мне объяснить вам, почему я не особо стремлюсь вернуть таблички… По чести говоря, я даже рад, что они исчезли. Видите ли, мне кажется, что именно в них кроется причина всех тех пертурбаций, что начались вскорости после пропажи табличек – буквально на той же неделе.

– И какова же суть этих пертурбаций? – осведомился доктор, сгорая от любопытства.

– Все началось с крипты. За углом особняка высится древняя каменная часовня, построенная еще мистером Вэйном Итоном; отсюда, впрочем, ее не видно. Ею до сих пор пользуются время от времени, всякий раз, как нас навещает лицо духовное. С точки зрения архитектурного стиля, там немало всего любопытного: клинчатый камень над северным входом с изображениями гончих и всадников – для нашей части графства более чем уместно! – и декоративная кирпичная кладка, и терракотовые мемориальные доски с портретами и все такое прочее, и выложенные из обожженного кирпича зигзаги и ромбы в стиле эпохи Якова I. Однако ж крипта часовни не служит усыпальницей ни мистеру Тому Скарлетту, ни кому бы то ни было из членов семьи; их останки покоятся на деревенском церковном кладбище. Должен признать, меня это обстоятельство всегда слегка озадачивало.

В крипте находилась и одна в высшей степени загадочная скульптура. Довольно большая – и в высоту, и в ширину в два раза крупнее натуральной величины, – вырезанная из некоего пористого камня, как мне сказали, туфа вулканического происхождения. В окрестностях Пиз-Поттиджа таких месторождений нет, равно как и во всем Бродшире, насколько мне известно. Самое необычное в статуе – ее цвет: темно-синий, со стальным отливом, с тонкими прожилками серого или черного. На первый взгляд кажется, что камень просто-напросто покрашен; при ближайшем рассмотрении, однако ж, становится очевидным, что он синий по сути своей.

Статуя эта – всего лишь один из образчиков из внушительной сокровищницы Тома Скарлетта. Как я уже упоминал, он был завзятым собирателем подобных редкостей. Большая часть его коллекции – вазы, вотивные статуэтки и прочие скульптуры, бронзовые зеркала, ритоны [18] , монеты, папирусы и все такое прочее, собранные по всему миру – за несколько веков до разъединения, конечно же, – представлена в музейных залах в северном крыле дома. Позже мы туда заглянем, если вы не против.

В документах, подтверждающих безусловное право собственности на «Итон-Вейферз», всегда наличествовало любопытное условие, сформулированное самим Томасом Скарлеттом, что всякий раз распространялось на каждое последующее семейство, когда усадьба переходила из рук в руки. А именно: данная скульптура должна оставаться в крипте; никому не позволялось извлечь ее оттуда. Собственно говоря, у меня тут есть подлинный текст мистера Скарлетта, я скопировал весь абзац дословно.

«Синего же цвета идол, пребывающий в Часовне, да останется в Божьем доме до Бесконечности, иначе говоря, навечно и навсегда, и не должно ему покидать стен, освященных присутствием святых Мощей».

– Святых мощей? – эхом отозвался доктор.

– Да, мощей одного малоизвестного святого, некоего Мальфиуса; они хранятся в алтаре вместе с кусочком, как предполагается, Святого Креста. Как вы знаете, верные христиане считают, что наличие в церкви подобных реликвий – надежная защита против зла.

– Все равно как амулет для язычников.

– Да. Но это не все. Мистер Скарлетт, по всей очевидности, не слишком полагался на Провидение, равно как и на благое влияние безвестного мученика. Статуя – а она, как я уже сказал, весьма велика – была уложена на пол в углу часовни и прикована к каменной плите крепкими железными звеньями. После чего крипту опечатали. Собственно говоря, склеп вновь открыли только одно-два поколения назад; вот тогда люди и увидели статую своими глазами.

На мгновение все примолкли.

– Прикована к полу! – воскликнул мистер Киббл, на секунду отрываясь от блокнота.

– А что именно изображает собой скульптура? – уточнил доктор Дэмп.

– Хороший вопрос, доктор. Толком ответить на него не в состоянии никто. Могу сказать лишь, что статуя напоминала птицу. Одни сплошные крылья – два гигантских крыла, если уж говорить точно, накрывали тело на манер савана; голова же, втянутая под крылья, оставалась невидима. У основания статуи, под крыльями, виднелась пара огромных и зловещих когтистых лап.

– Из всего того, что вы рассказали касательно скульптуры, – промолвил профессор, – я так понимаю, что в крипте ее больше нет.

Гарри Банистер ответил не сразу, а поднялся с кресла и подошел к ближайшему шкафу. Вернулся он с небольшой жестяной мисочкой, наполненной мелкой синей пылью, каковую и поставил перед своими гостями.

– Это – малая толика того, что осталось от статуи. Примерно неделю спустя после того, как таблички были украдены, посреди ночи раздался оглушительный грохот. В тот момент мы подумали, что это гром, поскольку вечером бушевала гроза. А утром Нед обнаружил, что дверь в крипту взломана. Нед, почему бы тебе самому не рассказать профессору и его друзьям, что именно ты там обнаружил?

Лесник, неслышно вошедший в гостиную во время последнего обсуждения, откашлялся и продолжил ясно и сжато:

– Ну так вот, как все было-то. Я поначалу грешил на хулиганов; в глуши вроде как у нас всякое порою случается. Однако ж вхожу в крипту и вижу: нет, тут не хулиганье поорудовало! Идолища нет как нет, только повсюду на полу пыль лежит грудами, а тяжелые железные кандалы, что статую сковывали, разлетелись на части! И ни кусочка-то от этой статуи не осталось – одна только пыль, вот вроде как здесь в миске, как если б она взорвалась изнутри и разлетелась на мелкое крошево!

– Можете себе вообразить, как озадачило нас помянутое происшествие, – продолжал мистер Банистер. – В тот же день, ближе к вечеру, в усадьбе воцарился леденящий холод – даже для Бродшира такие морозы нетипичны. Стылый, нездоровый воздух просачивался во все углы; от стужи не спасало даже пламя в каминах. Разумеется, мы списали все на странные перепады климата, но, съездив в Пиз-Поттидж, обнаружили, что там с погодой все в порядке: температура ровно такова, как и следует ожидать в это время года.

– Все это до крайности интересно, – молвил профессор. – Нечто похожее нам довелось пережить и в Солтхеде по меньшей мере дважды.

– Сами видите, одни и те же явления происходят и здесь, и в городе, в точности как я предполагал! – воскликнул владелец «Итон-Вейферз».